– Живут же люди, лет до ста тянут, а то и более. Соседка Марья Семёновна, вот ведь, как ловко крутанулась – прожила девяносто четыре годика, и не болела почти, а тут таблетки горстями глотаешь, и о лучшем мечтать не приходится– Ирина Степановна, тяжело взобралась на табурет, и наконец-то дотянувшись до паутины в углу, остановилась, задумавшись. – Чего это я? Да пусть висит - сколько влезет. И не мешает вовсе! Подумаешь – паутина. Велика ли проблема? Она отвернулась от угла и стала стирать жирную пыль с полок для посуды. – А собственно говоря, чего я злюсь? Хорошо ведь жила! Петя был у меня! Самый лучший мой человечек! Любил, уважал шибко! Жаль ушёл рано, родной мой! Прибрал Господь. Наверное, на небе нужнее такие как он. – Степановна! – требовательный окрик за окном заставил спуститься на грешную землю и распахнуть створки. – Ну, чего тебе? Нет у меня самогонки, ты же последнюю позавчерась забрал, Михалыч! – Не надо мне самогонки! – обиделся Михалыч, местный пьяница, всего то лет тридцати от роду, которого и по отчеству не стоило бы называть, но вот только имени Михалыча давно никто не помнил, да и сам он иногда забывал, что у него было имя. – Может тебе помочь чем, Ирина Степановна? – Чем ты теперь поможешь, – она тяжело вздохнула, – сходи лучше в церкву, батюшке подсоби, у него всегда много дел. – И чего приходил, бестолковый? – подумала она, глядя беззлобно вслед Михалычу, который опустив голову, плёлся по заросшей густой травой дороге в сторону дома отца Сергия. Батюшка жил недалеко, в небольшом доме около рассыпающийся церквушки с поржавевшими, крашенными синей краской куполами и облупленными крестами на них. Один как перст. Да и вся их деревушка, которой по количеству населения уже и не положено было иметь свою церковь, была такой же, куда ни глянь – везде одиночки. Никто не хотел нынче жить в деревне – ни работы, ни денег. Лишь пенсионеры, получающие подачку от страны, которой они отдали свои жизни и своё здоровье, да инвалиды, живущие на копейки, и алкоголики, скорее выживающие за счёт своих соседей пенсионеров, чем на зарплату, не полученную вовремя, да и не выданную после. – Бог деток - то нам не дал, может и к лучшему. Ирина Степановна, наконец-то закончила уборку на кухне, служившей в её доме прихожей, с вешалкой и полкой для обуви, и ещё прачечной, из-за стоявшего в углу стирального автомата. И продуктовым складом, поскольку шкафы с небольшим запасом продуктов и холодильник «Зил», гремящий компрессором с самого своего рождения, и лаз в погреб с запасом солений и варений – всё здесь. Даже печь, согревающая её маленький домик в холода, открывалась своей прожорливой пастью, съедающей кубов шесть дров за зиму, сюда же. – Кому теперь, это всё надо? Пропади оно... – она поменяла кухонную тряпку на чистую и начала уборку в небольшой комнатке - одной в этом доме. – А что? На двоих то хватало... К вечеру дом если не блестел, то был вымыт и свеж, как никогда, и, если бы был он живым существом, то, наверное, был бы счастлив и доволен, и может быть, даже замурлыкал бы на коленях у Ирины Степановны, в её и своё удовольствие. За окном сегодня солнце привычно не садилось за недалёкий лес, а висело в самой середине неба - день был длинный и последний. Вообще последний. Об этом по телевидению и радио молотили с утра до ночи уже года два, только не было у неё ни того, ни другого, и весть о конце света пришла в её дом может месяц- полтора назад, как ни странно, не заставив её даже волноваться. Она посмотрела тогда куда-то, чуть выше облаков с облегчением, подумала о муже, который ждёт её где-то десятый год, – Вот и встретимся! Не было сожаления, ни о каком мире, ни терзаний о человечестве. Давно не было ни мира, ни человечества в её жизни, а только одиночество, горькое, как залежалый лук и серая усталость. Ирина Степановна оглядела итог своей работы проделанной за день и села на кухне у распахнутого окна. Уставшие руки опустились на колени, закрытые новым фартуком - подарком, приезжавшего в деревню год назад, какого-то местного депутата. Тот раздавал просроченные консервы - да ведь, всё равно их съели, и палёную водку, от которой у местных мужиков, которых и так было - по пальцам пересчитать, руки на пару дней отнимались напрочь, но, слава богу, не умер никто, и на том спасибо! Степановна покосилась на расширяющееся в размерах светило, бывшее когда-то в детстве добрым солнышком, приносящим тепло и надежду весной. Оно, практически мгновенно, вдруг увеличилось в размерах, как раздувшийся первомайский шарик. Чтобы не видеть, как он лопнет, Ирина Степановна закрыла глаза.