1959 год.
Оля, танцуя вальс, вставала на цыпочки, и Илья влюбился.
Илья, пробежав сквозь длинную очередь в театральный гардероб, лихо перемахнул через стойку, и Оля влюбилась.
Илья, в будущем мой папа, со своей мамой Хасей Гершевной пережили блокаду Ленинграда. Муж Хаси воевал, отец умер от голода, Илюша постоянно просил есть, а Хася, внешне всегда абсолютно спокойная, иступлено гладила его голову, ручки, ножки и повторяла:
- Я тебя не отдам... Я тебя не отдам...
Не знает, кому говорила. Смерти, наверное. Не отдала. Выжили, и Хася вцепилась в Илью мёртвой хваткой на всю жизнь.
Позже, уже в счастливое послевоенное время родилась Любочка, потом Боря, но Илья так и остался для мамы как будто самым главным выигрышем, который "никому не отдам".
Когда Илья сделал предложение Оле, она, как всякая воспитанная барышня, сказала:
- Я подумаю, - но думать собиралась долго - замуж пока не спешила. А самоуверенный Илья в тот же вечер сказал родителям, что женится. На следующее утро, рано-рано, в кулинарию, где подрабатывала перед лекциями в университете Оля, что училась на геолога, но разве на стипендию проживёшь - вот и устроилась помощником пекаря, пришла Хася Гершевна.
На улице было ещё темно, и она - белое лицо, черные брови, иссиня-чёрные глаза, появилась из сумрака, как Мефистофель. Всегда невозмутимая и полная достоинства Хася Гершевна, негромко, но твёрдо, со взглядом, выражающим "всю скорбь еврейского народа", стала просить Олю отказаться от идеи стать женой Илюши.
- Олечка, не ломай ему жизнь. Он из-за тебя бросит институт. Не совершай ошибки, вы оба ещё так молоды.
В переводе с аристократического это означало:
- Отлезь от моего мальчика, нищебродка, он птица не твоего полёта, не для тебя мама ягодку растила и вообще - я его никому не отдам.
- А вот теперь-то я точно выйду за него замуж - хихикая про себя, решила Оля, и пошла замешивать тесто для булочек.
Кстати, Оля тоже была из интеллигентной семьи, родители - журналисты, бабушка-дедушка - учителя, но, конечно, "голь перекатная", как она сама о себе говорила со смехом, жила в этом чужом городе, потому что в её родном не было геологического факультета. Жила в общежитии и носила с подругой по очереди единственную красивую блузку, надевая иногда её задом наперёд, чтобы казалось, что это другая.
Илья же проживал с родителями в просторной квартире и его прочили в профессора физико-математических наук. В эту квартиру на ужин и явились молодые незамедлительно, потому что в этот же день Оля сказала возлюбленному: - Да.
Отец Ильи по темпераменту был полной противоположностью своей жены. Хася Гершевна невозмутимо прохладная, Моисей Самуилович вдохновенно бешеный. Хася Гершевна никогда не повышала голоса, Моисей Самуилович всегда с энтузиазмом орал. Илья тоже моментально вспыхивал. В папу.
Ужин прошёл хорошо.
- Совратила младенца! - пафосно вопил Моисей Самуилович, несмотря на то, что Оля была старше Ильи всего на полгода.
К слову сказать, Хася Гершевна была старше мужа на пятнадцать лет, но стоит ли об этом вспоминать!
Илья метался по комнате, как лев в клетке, и кричал, что не позволит и всё такое. Любочка - сестра Ильи красиво заламывала руки и со слезами просила:
- Мама, не прогоняй Олю, она очень хорошая!
Оля молчала, а в глазах её прыгали весёлые черти.
Хася Гершевна стояла скорбным изваянием, но, когда общие крики стали особенно громкими, села играть на пианино. Она не любила шума.
Молодые поженились, и Илья переселился к Оле в общежитие.
- Раз ты такой взрослый и самостоятельный, что у тебя теперь своя семья, то и будь любезен содержи её сам.
Олю приняли и полюбили только, когда появился первенец. Сын родился очень похожим на Илью и вылитый Моисей Самуилович. Хася Гершевна увидела внука, впилась в его личико своими черными глазищами и закружилась над ним, как птица над птенцами. Длинными руками перебирала она его жидкие волосики, гладила ручки, ножки и шевелила губами. Наверное, шептала:
- Я тебя не отдам.
Давно нет бабушки и дедушки, которого бабушка пережила на десять лет, уже много лет нет и папы.
А Оля, моя старенькая мама, часто рассказывает мне, забывая, что я знаю эту историю наизусть:
- Мы в гардероб спустились, а там очерееедь! Он говорит: "Я сейчас", раз-раз сквозь толпу и как перемахнёт через стойку! Небрежно так наши пальто взял и назад. И тут я влюбилась.
История от Белтовой Юлии Ильиничны, г. Самара
Оля, танцуя вальс, вставала на цыпочки, и Илья влюбился.
Илья, пробежав сквозь длинную очередь в театральный гардероб, лихо перемахнул через стойку, и Оля влюбилась.
Илья, в будущем мой папа, со своей мамой Хасей Гершевной пережили блокаду Ленинграда. Муж Хаси воевал, отец умер от голода, Илюша постоянно просил есть, а Хася, внешне всегда абсолютно спокойная, иступлено гладила его голову, ручки, ножки и повторяла:
- Я тебя не отдам... Я тебя не отдам...
Не знает, кому говорила. Смерти, наверное. Не отдала. Выжили, и Хася вцепилась в Илью мёртвой хваткой на всю жизнь.
Позже, уже в счастливое послевоенное время родилась Любочка, потом Боря, но Илья так и остался для мамы как будто самым главным выигрышем, который "никому не отдам".
Когда Илья сделал предложение Оле, она, как всякая воспитанная барышня, сказала:
- Я подумаю, - но думать собиралась долго - замуж пока не спешила. А самоуверенный Илья в тот же вечер сказал родителям, что женится. На следующее утро, рано-рано, в кулинарию, где подрабатывала перед лекциями в университете Оля, что училась на геолога, но разве на стипендию проживёшь - вот и устроилась помощником пекаря, пришла Хася Гершевна.
На улице было ещё темно, и она - белое лицо, черные брови, иссиня-чёрные глаза, появилась из сумрака, как Мефистофель. Всегда невозмутимая и полная достоинства Хася Гершевна, негромко, но твёрдо, со взглядом, выражающим "всю скорбь еврейского народа", стала просить Олю отказаться от идеи стать женой Илюши.
- Олечка, не ломай ему жизнь. Он из-за тебя бросит институт. Не совершай ошибки, вы оба ещё так молоды.
В переводе с аристократического это означало:
- Отлезь от моего мальчика, нищебродка, он птица не твоего полёта, не для тебя мама ягодку растила и вообще - я его никому не отдам.
- А вот теперь-то я точно выйду за него замуж - хихикая про себя, решила Оля, и пошла замешивать тесто для булочек.
Кстати, Оля тоже была из интеллигентной семьи, родители - журналисты, бабушка-дедушка - учителя, но, конечно, "голь перекатная", как она сама о себе говорила со смехом, жила в этом чужом городе, потому что в её родном не было геологического факультета. Жила в общежитии и носила с подругой по очереди единственную красивую блузку, надевая иногда её задом наперёд, чтобы казалось, что это другая.
Илья же проживал с родителями в просторной квартире и его прочили в профессора физико-математических наук. В эту квартиру на ужин и явились молодые незамедлительно, потому что в этот же день Оля сказала возлюбленному: - Да.
Отец Ильи по темпераменту был полной противоположностью своей жены. Хася Гершевна невозмутимо прохладная, Моисей Самуилович вдохновенно бешеный. Хася Гершевна никогда не повышала голоса, Моисей Самуилович всегда с энтузиазмом орал. Илья тоже моментально вспыхивал. В папу.
Ужин прошёл хорошо.
- Совратила младенца! - пафосно вопил Моисей Самуилович, несмотря на то, что Оля была старше Ильи всего на полгода.
К слову сказать, Хася Гершевна была старше мужа на пятнадцать лет, но стоит ли об этом вспоминать!
Илья метался по комнате, как лев в клетке, и кричал, что не позволит и всё такое. Любочка - сестра Ильи красиво заламывала руки и со слезами просила:
- Мама, не прогоняй Олю, она очень хорошая!
Оля молчала, а в глазах её прыгали весёлые черти.
Хася Гершевна стояла скорбным изваянием, но, когда общие крики стали особенно громкими, села играть на пианино. Она не любила шума.
Молодые поженились, и Илья переселился к Оле в общежитие.
- Раз ты такой взрослый и самостоятельный, что у тебя теперь своя семья, то и будь любезен содержи её сам.
Олю приняли и полюбили только, когда появился первенец. Сын родился очень похожим на Илью и вылитый Моисей Самуилович. Хася Гершевна увидела внука, впилась в его личико своими черными глазищами и закружилась над ним, как птица над птенцами. Длинными руками перебирала она его жидкие волосики, гладила ручки, ножки и шевелила губами. Наверное, шептала:
- Я тебя не отдам.
Давно нет бабушки и дедушки, которого бабушка пережила на десять лет, уже много лет нет и папы.
А Оля, моя старенькая мама, часто рассказывает мне, забывая, что я знаю эту историю наизусть:
- Мы в гардероб спустились, а там очерееедь! Он говорит: "Я сейчас", раз-раз сквозь толпу и как перемахнёт через стойку! Небрежно так наши пальто взял и назад. И тут я влюбилась.
История от Белтовой Юлии Ильиничны, г. Самара
